Кладбище - Страница 4

К оглавлению

И, повысив голос, насыщая каждое слово приторной ложью, говорит в сторону соседки:

- Вот, возьмите в пример,- работящая, свободная ото всего женщина...

- Это от чего же я свободна? - отзывается Ежова, с полной готовностью на ссору.

- Я ведь говорю не в осуждение, а в почет тебе, Павушка...

- К телке своей ласкайся!

Откуда-то из-за забора звонко вылетает ядовитый вопрос Диканьки:

- Это кто же-корова?

Вырубов тяжело встает и идет на двор, договаривая:

- Все люди нуждаются в присмотре единовластного ока...

Его племянница и соседка поливают друг друга отборной, звонкой руганью. Вырубов встал в калитку, как в раму, и внимательно слушает, причмокивая, приклонив ухо в сторону Ежовой. Диканька кричит:

- А по-моему, а по-моему.,,

- Ты меня помоями твоими Не угощай,- на всю улицу откликается зубастая Павла.

...Поручик Хорват выдул из мундштука окурок, искоса взглянул на меня и неприязненно, показалось мне, шевельнул толстыми усами:

- О чем, смею спросить, мечтаете?

- Хотелось понять вас...

- Это-нетрудно,-сказал он, сняв шляпу и помахивая ею в лицо свое.-Это-в двух словах. Все дело в том, что у нас нет уважения ни к себе, ни к людям,- вы замечаете? Ага? То-то-с!..

Его глаза снова помолодели, прояснились, он схватил меня за руку крепкими, приятно горячими пальцами.

- А-отчего? Очень проста; как я буду уважать себя, где я научусь тому, чего нет, понимаете-нет!

Он придвинулся еще ближе ко мне и вполголоса сообщил секретно:

- У нас, на Руси, никто не знает, зачем он. Родился, жил, помер - как все! Но - зачем?

Поручик снова возбуждался: краснело лицо, и нервные движения рук стали ненужно быстры.

- Всё это потому, государь мой, что нами - частью забыта, частью не понята, в главном же - скрывается от нас работа человека, так-то-с! И у меня есть идея... то есть - проект, да - проект... это в двух словах!

- Нн-о-у... нн-о-у,- докучно растекалось над могилами холодное пение маленького колокола.

- Представьте, что каждый город, село, каждое скопление людей ведет запись делам своим, так сказать - "Книгу живота",- не сухой перечень результатов работы, а живой рассказ о прижизненных деяниях каждого человека, а? Но-без чиновников! Пишет городская дума, волостное правление, специальная "Управа жизни",-я не знаю кто. только-без чиновников! И пишется вес! Все. что необходимо знать о человеке, который жил с нами и отошел от нас!

Он протянул руки к могилам;

- Я должен знать, за что положили свою жизнь все эти люди. я живу их трудом и умом, на их костях,- вы согласны?

Я молча кивнул головою, а он торжествующе воскликнул:

- Ага,- видите? Обязательно - записывать всё, что человек сделал хорошо или поучительно плохо! Например: некто сложил печь, особенно спорую на тепло,- эапишите-с! Некто убил бешеную собаку - записать! Выстроил школу, замостил грязную улицу, первый научился хорошо ковать: лошадей, всю жизнь боролся словом и делом с неправдой - за-пи-ши-те! Женщина родила пятнадцать человек здоровых детей,- а! - это очень нужно записать: это великое дело - дать земле здоровых детей!

И, тыкая пальцем в серый намогильный камень со стертой надписью, он почти закричал:

- Под сим камнем погребено тело человека, всю жизнь свою любившего одну женщину - одну! - это нужно записать! Мне не нужно имен,- мне нужны дела! Я хочу, должен знать жизнь и работу людей. Когда отошел человек напишите на кресте его могилы - "крест яко ярем", это надо помнить! напишите для меня, для жизни подробно и ясно все его дела! Зачем он жил? Крупно напишите, понятно,- так?

- Да.

Поручик продолжал горячо, захлебываясь словами, махая рукою вдаль, на город:

- Они там - лгуны, они нарочно скрывают работу, чтоб обесценить человека, показать нам ничтожество мертвых и тем внушить живым сознание их ничтожества! Ничтожными легче править,- это придумано дьявольски умно! Да. конечно, легче! Но-вот я; попробуйте, заставьте-ка меня сделать то, чего я не хочу!

Брезгливо сморщив лицо, он точно выстрелил:

- Ап-параты!

Было странно видеть задор старика, слушать его крепкий басок, бодро нарушавший тишину кладбища. Высоко над могилами лениво таял, докучая, будничный звук.

- Нн-о-у, ни-о-у...

Масляничный блеск сочных трав исчез, погас, и все стало матовым; воздух густо насыщался пряным запахом намогильных цветов нарцисса, герани и левкоя...

- Нет, лжете, каждый из нас стоит своей цены,- это прекрасно видишь, прожив на земле шесть десятков лет! Нет, вы не скрывайте: всякая жизнь может и должна быть объяснена, человек - работник всему миру, он мой учитель в худом и добром. Жизнь вся, насквозь - великое дело незаметно маленьких людей, не скрывайте их работу, покажите ее! Напишите на кресте, над могилой умершего, все дела его и все заслуги, пусть они ничтожны, но покажите себя умеющим найти хорошее и в ничтожном. Теперь вы поняли меня?

- Да,- сказал я.- Да1

- Так-то-с!

Колокол торопливо крикнул дважды и замолчал, оставив в воздухе над кладбищем печальный струнный звук, а собеседник мой снова вынул портсигар, молча протянул его мне и стал тщательно раскуривать папиросу- Руки его, маленькие и темные, как птичьи лапы, немножко дрожали, голова опущена и похожа на плюшевое пасхальное яйцо.

Курил и ворчал, недоверчиво, хмуро заглядывая в глаза мне:

- Земля сильна трудом людей... Всякий может найти себе опору на земле... нужно только- хорошо знать и помнить прошлое...

Кудрявые дымы над городом покраснели, слуховые окна зарделись ярким румянцем, напоминая мне багровые щеки племянницы Вырубова,- в этой девице, как и в дяде ее, было что-то решительно "не допускающее" думать о ней хорошо и ласково.